Морская идея в Русской земле
Старший лейтенант флота Е.Н.Квашнин-Самарин

ГЛАВА II
МОСКОВСКАЯ РУСЬ


   Принятие царского титула. В половине XVI века окрепло Московское государство. В январе 1547 г. окончилось боярское безнарядье тем, что семнадцатилетний Иоанн венчался на царство, принял внутри и вне государства царский титул, который не осмелились принять ни отец его, ни дед.
   Завоевание юго-восточного земледельческого района — течений Волги и Дона и берега Каспийского моря (1552—1557). Через пять лет в 1552 г. в день Покрова Богородицы (1 октября) взята была Казань, великим усилием русского царя и воинства и религиозным стремлением всего народа.
   Завоевание первого мусульманского ханства совпало с освобождением из тяжкой неволи 60000 пленных, и в 5 дней после вступления русских войск в Казань была выстроена и освящена в ней православная церковь во имя Благовещения.
   Последующие пять лет наших южных завоеваний представляют собою совершенно исключительное по благоприятным результатам явление и как самое взятие Казани, так и дальнейшее наше неимоверно быстрое завоевание южной степи и Хвалынского моря, течений Волги и Дона составляют замечательное в истории народа религиозно-героическое движение, редкое по силе и красоте.
   В продолжение 172 лет, протекших после Куликовской битвы, Казань являлась неизменным объектом нашей военной силы, и теперь это уже в девятый или десятый раз русские совершали поход на Казань. Такое постоянство объясняется положением Казанского царства, сильного северного этапа мусульманского мира, лежащего во фланге нашего колонизационного движения в плодородную южную степь.
   Что было необходимо для завоевания Казанского царства. Два условия оказались необходимыми для завоевания Казани, условия, отсутствовавшие в прошлом:
   1. Государственность — объединение всего русского народа около одной идеи — единое русское самосознание, получившее внешнее свое выражение в 1547 г. в установлении царского единодержавия.
   2. Просвещение — воинское искусство, превосходившее татар в последней осаде Казани, когда впервые были употреблены осадная артиллерия, инженерные работы и речной флот, ускоривший движение армии и облегчивший ее прокорм и подвоз орудий.
   Всего через год после падения Казани 30000 русского войска на больших судах по Волге подплыло к Астрахани; царь Астраханский со всем своим войском бежал на взморье и в Азов, а Астрахань (второй этап мусульманства) была взята.
   В следующем же году царские дозоры на речных казацких судах по Дону доходили уже до Азова, а воевода князь Ржевский подплыл к Очакову, ворвался в острог и перебил турецкий гарнизон. Еще через год Вишневецкий с казаками взял по царскому приказу Ислям-Кермень, а князья Черкасские, по наущению же Иоанна, отвоевали у крымцев Темрюк и Тамань.
   Еще через год, после того как набег крымского хана на Москву не удался, Вишневецкий разбил крымцев у Азова, а царский воевода Адашев, выплывши с 8000 войска через Псел и Днепр и не найдя в Днепре ни одного татарина, пленил в море два военных корабля турецких, высадился в самом Крыму, опустошил его и освободил русских и литовских пленников. Для того чтобы несколько осветить причину появления в России государственных и просветительных идей, помогших Иоанну достигнуть в пять лет того политического результата, которого Москва тщетно добивалась 172 года, надо припомнить, что в середине XV века, после падения Византийской империи (1453), Москва в царствование Ивана III завоевала Новгород (1478) и подошла к морю, и, таким образом, оказалась в более удобном положении для сношений с Западной Европой. Это же обстоятельство создало условия, необходимые для появления военно-морской идеи в России.
   Идея морской силы. Польза речного флота во всех татарских походах Иоанна IV была очевидна, и царь оценил ее: когда после набега Адашева хан крымский предлагал мир, Иоанн грозил в ответ, что теперь уже «русские люди узнали дорогу в Крым и полем и морем».
   Хан крымский воззвал за помощью к турецкому султану, и тогда-то Россия вошла впервые в непосредственное соприкосновение с Турецкой империей, и с тех пор янычары всегда сопровождали крымцев в их набегах на нашу южную оборонительную линию.
   Мусульманское пророчество. Разгром казанцев и астраханцев произвел глубокое впечатление на весь мусульманский мир; мелкие князьки сами стали переходить в наше подданство. Каспийское море оказалось в сфере нашего влияния. Вот, например, что говорили тогда князья Ногайской орды: «Государь взял всю Волгу до самого моря, скоро возьмет и Сарайчик, возьмет весь Яик, Шамаху, Дербент и нам всем быть от него взятым. Наши книги (священные) говорят, что все бусурманские государи Русскому Государю поработают».
   Иоанну не хватило сил вступить в борьбу с Турцией. Однако Иоанн понял невозможность дальнейшей наступательной борьбы с мусульманским миром, что значило бы вступить в войну с Турцией, перед которой еще «трепетала Европа». В то же время была ясна невозможность взять и удержать Крым, пустынная степь отделяла его от Московского государства, начинаясь чуть ли не от самой Тулы. Поэтому были отосланы в Очаков все взятые нами в Крыму пленные турки и велено им было передать очаковским пашам, что царь воюет с врагом своим крымским ханом Девлет-Гиреем, а не с султаном, с которым хочет быть в вечной дружбе.
   Значение юго-восточного завоевания и экономическая причина борьбы с Турцией. С завоеванием Поволжья русская земледельческая колонизация, поневоле шедшая до сего времени в северо-восточном направлении, получила выход в богатую страну между Доном и Волгой. Плотина русскому потоку в его стремлении на юг была прорвана; направление народным силам указано; русскому правительству оставалось только ждать, когда народная колонизация, поддерживаемая сельскохозяйственною необходимостью и сознанием своего трудового права над степью и над кочевниками, осилит степной простор между русским центром и Русским (Черным) морем (что и случилось лишь через 200 с лишком лет), и ждать, когда в вековой неустанной борьбе окрепнет та русская традиция, которая восстановит когда-нибудь православный крест на Святой Софии.
   Я позволил себе представить в самом кратком виде историю борьбы Иоанна с мусульманским миром, потому что завоевание восточных татарских государств, стряхнув с России татарскую зависимость и открыв широкое поле сельскохозяйственному труду, явилось необходимым условием для последующего политического роста России. А этот рост в свою очередь вызвал необходимость создания военно-морской силы.
   Чего не хватало более всего Иоанну для борьбы с Турцией. Удовлетворив первейшей потребности народного существования — земледельческому труду, Иоанн IV «обратил свои взоры на Запад», откуда Русское государство могло достать образованность и материальное богатство.
   Политическое положение на Балтийском море. Для того чтобы понять сущность борьбы Иоанна за Ливонию, нам необходимо припомнить положение, какое заняла Россия в начале XVI века по отношению к государствам, боровшимся за преобладание на Балтийском море.
   Аналогия датско-ганзейской борьбы с русско-новгородской. В конце XV века, в то время, когда Московское великое княжество вело настойчивую борьбу с Новгородом, окончившуюся объединением Русского государства, на Балтийском море шла аналогичная борьба датских королей с Ганзой. Власть датских королей была властью народной, национальной, сущность борьбы их с Ганзейским союзом заключалась в стремлении избавить свой народ от интернационального посредничества союза вольных городов, это была борьба за право самому народу непосредственно сбывать продукты труда, пользуясь самому всеми происходящими от сего преимуществами.
   В конце XV века Ганзейская организация на Балтийском море пошатнулась; в Висби на Готланде сидит наместник короля датского, главная сила Ганзы сосредоточена в Любеке, к которому примыкают другие вендские города и города ливонские. Новгород уже оторван от Ганзы, Ганзейская контора в нем уничтожена Иваном III, по просьбе короля датского.
   Вендские города эксплуатируют Данию и отчасти Польшу, ливонские — Польшу и отчасти Русь, шведские — Русь и свой север. Любек замыкает все торговые пути Балтийского моря, ревниво охраняя его от голландцев и англичан.
   Борьба наций, датско-шведская. Борьба короля датского с Ганзой осложнена сепаратизмом Швеции, не желающей признавать власти датчан; сепаратизм Швеции также национален, основывается на самосознании отдельного народа.
   Национализм как основа политической комбинации на Балтийском море. Швеция вступает в союз с Ганзой, в ответ Дания заключает союз с Москвой, Швеция просит помощи у ливонцев и великого князя литовского, в то же время Дания заключает союз с гроссмейстером прусским, не желавшим признать над собою власть короля польского.
   Таким образом, к началу XVI века на Балтийском море выросла такая комбинация: королевство Датское, великое княжество Московское и Пруссия против Ганзы (Любека), Швеции, Польши и Ливонии; но великий князь литовский состоит в родстве с Иваном III, это ослабляет его участие в борьбе с Данией и поддерживает существующую политическую зависимость Ливонии от великого князя Московского: магистр платит ему дань.
   Русско-шведские отношения в XV—XVI веках. Распри наши со Швецией питались постоянными пограничными недоразумениями. Границы наши со Швецией и с Норвегией никогда не были с точностью определены. Например, Норвегия считала своим весь берег Ледовитого океана до Белого моря, и мы считали его своим тоже. Особенно часты и важны были пограничные недоразумения со Швецией в Южной Финляндии.
   Каждый раз, как наша военная сила отвлекалась борьбою с Казанью, шведы переступали наши границы в постоянном стремлении оторвать нас от устьев Невы. Папа Иннокентий говорит в своей булле, что «не взирая на перемирие, Швеция готовила к нападению на Россию 60 000 войска во время Казанского похода 1487 года» В тот же год русские, вероятно, узнав об этом подготовлении решили перейти в наступление и заняли Нейшлот, утверждая, что он построен на русской земле.
   Эти отношения со Швецией, в связи с существованием Нарвы, заставили Ивана III построить в 1492 г. как раз против этой крепости (ливонской, но находившейся в зависимости от шведов) на другом берегу Наровы Ивангород — «крепость, юже именован во имя свое».
   В следующем (1493) году в Нарве между Иваном III и Иоанном Датским был заключен договор об одновременном нападении на Швецию и в том же году в Копенгагене ратифицирован формальный трактат о союзе, возобновленный и сыном Ивана III Василием при его вступлении на престол. С этих-то пор старинная русская борьба со Швецией вступает в более острый период, который выливается в конце концов в Великую Северную войну Петра I и не прекращается до 1810 года.
   Существует известие о будто бы тайном условии договора, по которому Дания обещалась уступить России финскую Карелию, Саволокс и другие земли в награду за войну. Оно очень вероятно, так как в своих позднейших требованиях при заключении мира русские послы постоянно ссылаются на это обещание короля датского.
   Война Ивана III со Швецией была нерешительной: наши отряды нападали на Выборг и Нейшлот, шведы осадили с моря и взяли Ивангород. Не будучи в состоянии удержать его в своих руках, они просили Орден взять крепость себе, а за отказом ливонцев разрушили Ивангород и покинули его.
   Результат борьбы Ивана III со Швецией. Хотя Москва вступила в борьбу со Швецией по доброй воле и по своей государственной необходимости, она этою борьбою помогла успешному окончанию борьбы Дании с Ганзой и, таким образом, содействовала образованию на Балтийском море более сильного господства, содействовала тому, что Копенгаген стал «королевою» Балтийского моря.
   Значение флота в датско-ганзейской и датско-шведской борьбе. В развитии борьбы Дании с Ганзой интересно для нас то, что регулярный военный датский флот, основанный впервые на Балтийском море сыном Иоанна Датского — Христианом,, сыграл в этой борьбе главную роль. Вот как охарактеризовал французский посол это время в Дании: «Вся сила Дании в ее флоте, у короля отличные суда с многочисленной артиллерией, матросы у него храбрые и сильные, они постоянно находятся в море. О короле говорят, что он отличный моряк и более способен к войне на море, чем на суше. Если Христиану удастся подчинить себе Швецию, он заставит говорить о себе весь свет».
   Созданный Данией флот в 1535 г. разбил у Готланда флот Любека, а в 1544 г. соединенный датско-шведский флот (это соединение было следствием победы Дании над Швецией) разбил в Зунде флот императора, подкрепленный английскими кораблями.
   Таким образом, благодаря флоту в 1544 г. борьба за Балтийское море закончилась победою Дании, причем ни Ганзе, ни императору не удалось сделаться властителями северного Средиземного моря.
   Экономическая причина борьбы Грозного с Польшей и Швецией за Ливонию. Происшедший на Балтийском море переворот представлял для России некоторые выгоды: новые посредники — датчане, в угоду коим уничтожена была в Новгороде Ганзейская контора, были несколько умереннее ганзейцев, но выгоды русские были незначительны. Зато победа Дании над Ганзой выдвигала значение ливонских городов, которые, освободившись от стеснительной для них опеки Ганзы (Любека), становились новыми посредниками для русской торговли. Они опирались на союз с Польшей и со Швецией — русскими врагами, они состояли в мирных сношениях и с Москвою. В то же время ливонские города являлись конкурентами Швеции, будучи посредниками Литвы и Москвы и не имея достаточно хлеба (как, например, Рига), в свою очередь зависели от Литвы (или Москвы). Из-за этих обстоятельств возникла вновь борьба Литвы (Польши), Швеции и России за Ливонию, которую начал Иван IV, пробиваясь к морю.
   Эпизод с адмиралом Норбю (Василий III, 1524 г.). Если Москва и не могла сознавать своего права на господство в Балтийском море, то во всяком случае она при Иване III выразила желание подчинить балтийских соседей: Ливонию и шведскую Финляндию и тем вернуть свое старинное господство на Балтийском море. Мало того, в начале XVI века желания Москвы распространялись и на Норвегию, граничившую с нами в Ледовитом океане.
   Свидетельство о претензии Москвы на Норвегию сохранил нам знаменитый адмирал датский Норбю — первый адмирал на Балтийском море, посланный в 1524 г. датским королем в Москву с просьбой о помощи при завоевании Норвегии. Норбю вместе со свитою был арестован и «искушаем от бояр московских», и вот что писал он об этом своему королю: «Бояре говорили мне, что если я соглашусь быть подданным великого князя, то они в награду за это отведут меня к нему, и если я перед великим князем Василием III поклянусь завоевать для него Норвегию, то он даст мне 60 000 человек, а если этого мало, то и 100 000 человек под мое полное начальство для завоевания Норвегии. Я на это сказал, что я послан к великому князю моим королем Христианом, чтобы я просил помощи у великого князя для завоевания Норвегии для моего государя и его наследника принца Иоанна. Великому же князю я никогда служить не буду, скорее пусть меня убьют».
   После этого Норбю уже не уговаривали, но ему пришлось «более ста раз» просить грамоту на отъезд из России, пока его наконец не отпустили. По свидетельству Норбю, несколько десятков человек его свиты «будучи опоены водкой» перешли на русскую службу и даже крестились, а некоторые упорствующие поплатились жизнью. «Люди великого князя, — доносил Норбю, — отняли у меня два корабля, стоявшие в Нарве, с артиллерийскими снарядами, всего на 6 000 гульденов, и несколько маленьких судов — всего на сумму 3 000 гульденов». Норбю был выпущен лишь по ходатайству принца Голштинского.
   Так карикатурно выразилось в 1524 г. пристрастие наше к господству, знаниям и флоту, но часть вины нашего невежества ложится на Европу и на наших ближайших посредников в сношениях с нею.
   Иоанн IV. Сменивший Василия III государь, постигая все выгоды европейского образования и деятельной торговли (просвещение), обладал сильной волей и ясным самосознанием (государственность) и потому мог вывести вопрос о государственной выгоде, вопрос о культуре из области мечтаний и курьезов; он был готов мечом завоевать право Московского государства войти в семью европейских народов.
   Отношение к морю. Еще во время Крымских походов, заключая мир со Швецией после двухлетней (1555—1557) победоносной войны, вызванной попыткой шведов во время нашей борьбы с татарами занять Орешек и другие пограничные места, Иоанн IV внес в мирный договор условие о преимущественной торговле русских купцов в Швеции и условие о предоставлении в распоряжение русских купцов шведского торгового флота. Вот подлинное это условие: «Гости и купцы отчин Великого Государя из многих говорят, чтобы им в торговых делах была воля, которые захотят торговать в Шведской земле — и те б торговали в Шведской земле, а которые захотят идти из Шведской земли в Любок и в Антроп (Антверпен), в Испанскую землю, Англию и Францию — тем была бы воля и бережение и корабли были бы им готовы».
   Обязательство это, попавшее в мирный договор, конечно, само по себе не являлось достаточным ручательством к обеспечению активности русской торговли при глубокой враждебности Швеции, которая при первом случае могла вспыхнуть вновь. Достаточным ручательством за самостоятельность русской торговли на Балтийском море могло бы быть только образование русских портов на его берегу и при условии обеспечения для них широкого торгового оборота, а для последнего необходимо было подчинить своей политике ливонские торговые города или сделать их русскими.
   Ливония — помеха русскому просвещению. Но не только как торговый посредник Ливония стояла на дороге, которую выбирал молодой царь для великой России, она стояла на дороге и насущной потребности нашей страны к просвещению. В год своего коронования семнадцатилетний царь отправил в Германию саксонца Шлитте с поручением набрать там как можно более ученых и ремесленников. Шлитте, получив разрешение императора Карла V, набрал 123 человека и привез уже их в Любек, когда ливонский магистр представил императору всю опасность, какая может произойти от этого для Ливонии и других европейских стран, и достиг того, что Карл дал ему полномочие не пропускать в Москву ни одного ученого и художника.
   Такое же постановление издал и Любекский совет для общего руководства ганзейским городам.
   Русский порт на Балтийском море (1557). В 1557 г. в то время, когда Адашев опустошал Крым, царь отправил князя Шестунова строить город и порт (корабельное пристанище) при устье реки Наровы, ниже Ивангорода, и для безопасности этих работ поставил 40-тысячную армию на границы Ливонии. Создание русского порта на берегу Финского залива было со стороны Иоанна последней, крайней попыткой мирным путем получить право сношений и торговли в Балтийском море. Попытка эта была недостаточной, так как пропуск товаров в Нарову в огромной степени зависел от владетелей более западных балтийских гаваней и прежде всего от лежащей рядом Нарвы.
   Ливонская война. Военная борьба стала неминуема, и в следующем 1558 г., в апреле, в Великую Субботу взята была нами Нарва, и 130-тысячное войско опустошило Ливонию от края и до края, а через два года в 1560 г. все ливонские города, за исключением Ревеля и Риги, были уже в наших руках.
   Предлог войны — право собственности. Предлогом к войне было прекращение платежа дерптским епископом дани, противно последнему договору 1503 года. Начиная войну, Иоанн считал необходимым заручиться сочувствием Дании; сообщая королю датскому о начале военных действий, Иоанн писал: «Все ливонцы от прародителей наших извечные наши данники; уже 600 лет назад, как великий Государь Русский Георгий Владимирович, называемый Ярославом, взял землю Ливонскую всю и в свое имя поставил город Юрьев, в Риге и Колыване церкви русские и дворы поставил и на всех Ливонских людей дани положил».
   Идея балтийской борьбы принадлежит самому царю. Ливонская война была начата при поддержке митрополита московского Макария против совета бояр; последние во главе с Сильвестром и Адашевым считали неотложным покорение Крыма.
   Уничтожение Ливонского государства и последствия этого. Теперь, когда в три года (1558—1561) русские победы привели Орден к уничтожению, России предстояло отстоять свое завоевание от вечных своих врагов — Польши и Швеции. Ливонский магистр Кетлер начал сношения с виленским воеводою на счет присоединения Ливонии к Польше, и в ноябре 1561 г., т.е. в год фактического нашего завладения Ливонией, она с не принадлежащей нам Ригой отошла к Польше, с сохранением всех своих прав, под видом герцогства Курляндского. В то же время Ревель присягнул шведскому королю.
   Причина раздвоения Ливонии. Такое раздвоение Ливонии объясняется тем обстоятельством, что Рига, получая хлеб из Литвы, не могла пропитаться своим хлебом и торговля ее заключалась в эксплуатации Литвы, Ревель же, окруженный сельскохозяйственными угодьями, представлял передаточный торговый пункт Западной Европы с Россией и Швецией; ревельцы, присягая шведам, говорили: «Мы не кормимся хлебом от Литвы и Польши, как Рига».
   К тому же, при существовании у шведов флота в Финляндии, Ревель, лежащий в самой узкой части залива и не связанный речным путем с Польшей, и потому не имеющий опоры в интересах континентальной страны, должен был ощущать политическую зависимость от Швеции.
   Почему Польша считала для себя выгодным присоединение Ливонии. В то же время летопись (львовская) сохранила нам документальное объяснение причин, почему Польша считала для себя выгодным присоединение Ливонии: «Ливония знаменита своим приморским положением, обилием гаваней, если эта страна будет принадлежать королю, то ему будет принадлежать и владычество над морем. О пользе иметь гавани в государстве засвидетельствуют все знатные фамилии в Польше: благосостояние частных людей увеличилось необыкновенно с тех пор, как королевство получило во владение русские гавани, и теперь наш народ немногим европейским народам уступает в роскоши одежды и украшений, в обилии серебра и золота, обогатится и казна королевская взиманием податей торговых... Но главная причина, заставляющая нас принять Ливонию, состоит в том, что если мы ее отвергнем, то эта славная своими гаванями, городами, крепостями, судоходными реками, плодородием страна перейдет к опасному соседу. Или надо вести против Москвы войну с постоянством, всеми силами, или заключить с нею честный и выгодный мир; но условия мира не могут назваться ни честными, ни выгодными, если мы уступим ей Ливонию. Вместе с москвитянами должны быть изгнаны и шведы, которых могущество опасно для нас, но прежде надо покончить с Москвой».
   Из приведенного документа совершенно ясно, что главной и единственной причиной дальнейшей кровопролитной войны было желание Польши «покончить с Москвой».
   Почему Иоанн считал необходимым получить Ливонию. Иоанн имел опыт бесполезности владения одной Нарвой, которая теперь была в его руках, Иоанн верил в свои суверенные права над Ливонией, он знал, что «ливонцы — извечные наши данники», он понимал жажду России к просвещению и к участию в жизни Европы, он верил, что Москва — третий Рим, что наша религия хранит христианскую истину, он видел, наконец, начинавшуюся в Европе борьбу национальной власти с господством власти личной, захватной, борьбу евангелических христиан с теми, которые еще верили в святость всемирной власти, захваченной Римским Первосвященником. Иоанн чувствовал необходимость вступить в борьбу за права русского народа.
   Попытка царя достигнуть этого мирным путем. Но перед тем как вступить в эту борьбу, Иоанн прилагал все усилия к тому, чтобы ее избежать, избавить свой народ от этой тягости. Не иначе как с этой целью, он изъявил желание полного мира с польским королем и сватался к его сестре. Царь помнил, что Ливония платила Москве дань при его деде, когда великие князья литовские и московский были в свойстве. Но попытка союза с Польшей, удавшаяся при других обстоятельствах Петру, не удалась Иоанну: король Польский ответил, что рад свойству Иоанна при условии уступки Польше Ливонии.
   Ливонская война с Польшей. Тогда началась война с Польшей, продолжавшаяся до смерти Иоанна (22 года). Первые пять лет ее были для нас удачны. В 1562 г. Иоанн лично взял Полоцк, который лежал на Двине, торгуя хлебом с Ригой. Этим Иоанн врезался между Польшей и Ливонией. Начались переговоры о мире. Сначала Иоанн потребовал Волыни, Подолии с Киевом и Галич (т.е. все, что было искони русским), все это он постепенно уступал Польше, уступал даже свой царский титул, уступал и Курляндию, решив сохранить себе только Полоцк и Ливонию по правую сторону Двины. Ни уступчивость царя, ни его красноречие (которым он искусно пользовался, изменяя московскому обычаю вести переговоры через приставов) не помогли. Война продолжалась еще 4 года, когда король выразил согласие на уступку Полоцка, Юрьева и всей Ливонии (занятой в это время московскими войсками) за исключением прибрежной полосы с гаванями. Такой мир был бы славен и, ввиду дряхлости польского короля, мог вызвать в ближайшем будущем присоединение к России всей Литвы.
   Стихийное стремление русского народа к морю. Но оставление Польше всего берега Финского залива было тяжело Иоанну. Глубокое стихийное желание влекло его к этому берегу. Не полагаясь, однако, на свое личное стремление, огорченный окружавшею его неурядицею, изменою и бегством ближайших слуг, Иоанн решает проверить свое чувство, спросить народ; он собирает Собор всей земли: духовенство, бояр, окольничих, казначеев, государевых дьяков, дворян первой и второй статьи, детей боярских, помещиков с западных литовских и ливонских границ, дьяков и приказных людей, гостей и лучших купцов московских и смоленских и спрашивает совета их. И в один голос ответили русские люди своему царю: «За Ливонские города, которые король взял в оберега-ние (т.е. под свою власть), Государю стоять крепко, а мы холопы его на Государево дело готовы». Таким образом начатая Иоанном по личному побуждению борьба за Ливонию получила санкцию всего народа.
   Как народ понимал цель войны за Ливонию. Летопись сохранила нам подробное описание этого торжественного Собора и высказанные на нем мнения отдельных сословий; причина, по которой Россия считала невозможным отдачу прибрежных ливонских городов, всего рельефнее выразились в мнении духовенства, которое в числе 9 архиереев, 14 архимандритов и игуменов и 9 старцев (отшельников) совет учинило такой: «Велико смирение Государское, во всем он уступает — уступает королю 5 городов в Полоцком повете, за Двиною Ливонских городов 16, да по сию сторону 15, отпускает пленных полончан, выкупая своих. Больше ничего уступить нельзя. Пригоже стоять за те города Ливонские (прибрежные— Ригу и другие), которые король взял в оберегание. Если же не стоять Государю за эти города, то они укрепляются за королем и впредь из них будет разорение церквам, которые за Государем в Ливонских городах. И не только Юрьеву и другим Ливонским городам, но и Великому Новгороду и других городов торговым людям торговля затворится. А в Ливонские города король вступился и держит их за собою не по правде: пока Государь наш на Ливонскую землю не наступил, то король мог ли хотя один город Ливонский взять? А Ливонская земля от прародителей, от великого князя Ярослава Владимировича принадлежит нашему Государю. И наш совет, что Государю нашему от тех городов Ливонских отступиться непригоже, а пригоже за них стоять. А как Государю за них стоять, в том его Государская воля, как его Бог вразумит, а нам должно за него Государя Бога молить, а советовать о том нам непригоже».
   Первое сознание необходимости военного флота. Нравственная поддержка Собора не давала еще реальных средств к скорому окончанию войны. До владычества прибрежными городами, и при уступке их со стороны короля, было еще далеко: их надо было брать долгой осадой, и все это требовало еще много крови и денег. С другой стороны, король и не соглашался отступиться от прибрежной полосы Ливонии, хотя Иоанн уступал ему за нее даже Полоцк.
   И вот у Иоанна является мысль облегчить борьбу за Ливонию заключением союза с Англией: в 1569 г. он через английского посла Дженкинсона тайно передал королеве свои предложения, требуя, чтобы английская «королева была другом его друзей и врагом его врагов». Иоанн просил Елизавету стать с ним за одно против поляков и запретить своему народу торговать с подданными короля польского. Еще о том просил он, чтобы королева позволила приезжать к нему «мастеровым, умеющим строить корабли и управлять ими», позволила вывозить из Англии в Москву всякого рода артиллерию и вещи, необходимые для войны. Последнее условие желаемого договора с Англией было для Москвы главным: Иоанн понял, почему он не мог взять Ревеля, вооруженного лучшей артиллерией и снабжаемого во время осады с моря под защитою шведских военных судов; Иоанн IV впервые в России понял значение флота.
   В чем выразилась союзная помощь Англии на море. Англия отказала Иоанну в участии вооруженною силою в войне с Польшей, в помощи для создания русского флота и во всех требованиях, и этот отказ был роковым для Москвы не только в деле создания русского флота, но и в исходе всей ливонской борьбы. После долгих переговоров и всяческих настояний царя, под страхом потерять монополию торговли в Архангельске, Англия согласилась на допуск в Россию всех ремесленников, кроме кораблестроителей, оружия, доспехов, меди, олова, свинца и серы горючей.
   Ее флот принял также некоторое участие в защите своей и русской торговли от польских крейсеров, охранявших торговые суда Данцига; мы имеем известие, что в 1570 г. этот флот словил и передал Иоанну 70 польских корсаров, которые и были казнены в Нарве. Этим фактом объясняется оставление в 1570 г. англичанам права беспошлинной торговли в Архангельске еще на четыре года.
   Это участие английского флота является вероятной причиной того факта, что Нарва в продолжение войны функционировала как русский порт. Помощь Англии стоила Иоанну уступки англичанам права беспошлинной торговли в Архангельске.
   Но эта непостоянная и ограниченная защитою англо-русской торговли помощь Англии, вместо той помощи, которую требовал Иоанн: флота для взятия Ревеля и Риги, — была недостаточной.
   Попытка восстановления Ливонского государства как русского вассала. Потеряв надежду на заключение деятельного союза с Англией и на создание при ее помощи русского военного флота, стоя перед необходимостью долгой, изнурительной, быть может, непосильной для государства войны, Иоанн попробовал еще раз разрешить вопрос о Ливонии без кровопролития: у него явилась мысль посадить туда короля — датчанина Магнуса, с тем чтобы он принес царю присягу в верности и восстановил православные храмы, чтобы все крепости оставались в руках московского войска и в совете короля Ливонского сидели московские чиновники. В 1570 г. было заключено трехлетнее перемирие с поляками, и тотчас же Иоанн объявил Магнуса королем Ливонии на ленных правах и женихом своей племянницы Евфимии, а Магнус принес присягу Иоанну. Жителям Ливонии были дарованы все прежние права, вольности, суды и обычаи, неприкосновенность веры. Поставленная Магнусу задача заключалась в подчинении себе, а следовательно, и Москве, Ревеля, Риги и других городов, с помощью московского войска; со своей стороны Магнус должен был держать 3000 рыцарей в помощь Москве.
   Были упразднены все пограничные с Москвою пошлины, с Магнусом сделан договор, обязывающий его «давать путь чистый в Московские области всем заморским купцам со всяким товаром, а также всяким художникам, ремесленникам и военным людям». Из условий, в какие царь ставил Ливонию, явствует, что он устанавливал с новой провинцией своей отношения, которые не затрагивали личных выгод Ливонии и тем располагали ее сохранять свое положение вассального к Москве государства. Вместе с тем через Ливонию Москва получила, наконец, желанный выход к морю — путь к просвещению. Отношения, в какие царь ставил Ливонию, напоминают прежние отношения Новгорода к великому князю. Выбором короля Иоанн пытался втянуть снова и Данию в остывшую ее борьбу с Швецией (Магнус был родной брат короля датского).
   Причина Ливонской войны со Швецией. В этот же год Магнус с московским войском пытался взять Ревель, что оказалось невозможным потому, что шведский флот с моря снабжал осажденных.
   Пользуясь перемирием с Польшей, Иоанн потребовал отказа шведского короля от Эстонии, помощи 1000 пеших и 5000 конных рыцарей в полном вооружении на случай войны с Польшей и обязательство свободного пропуска в Россию ремесленных и ратных людей. Без согласия со Швецией владение Ливонией не могло иметь желаемого значения: Швеция владела морем, за него Иоанн и начал войну с нею.
   Причины ее неудачи. Не входя в подробности войны, обратим внимание только на характерные черты ее. Война происходила на суше и заключалась в постепенном занятии нами укрепленных эстонских городов. Троекратная осада Ревеля, за неимением у нас флота и недостатком артиллерии, была бесплодна. В открытом поле мы обыкновенно терпели поражение. Магнус преследовал свои личные цели и вступал в тайное соглашение с Польшей. В 1579 г. Иоанн готовился к решительной осаде Ревеля, стягивая к нему всю наличную в России артиллерию, которую стали изготовлять при нем в Москве.
   Объединение врагов. Но в положении Польши к этому времени произошла решительная перемена, — дряхлый король умер, в 1577 г. гениальный полководец Стефан Баторий вступил на польский престол, в том же году ему присягнул Данциг, который потом был базою польского флота, в следующем году король осилил малодушное сопротивление сейма и в 1579 г. вторгся в русские пределы.
   Разгром России. В последующие годы войны польские и шведские войска действовали в Ливонии, в Новгородской области, отдельные польские отряды проникали даже до верхнего течения Волги.
   Через два года, опустошив области Северскую и Смоленскую и всю Ливонию (где поляки действовали заодно с изменившим Иоанну Магнусом), Баторий стоял у Пскова, а шведский главнокомандующий Делагарди взял Нарву, Ивангород, Емь и Ко-порье.
   Отношение Европы к России. Весьма замечательны в это время дипломатические попытки Иоанна найти союзника; в них выясняется вся личность Иоанна IV и его политические взгляды. Помня неудачу втянуть в войну Англию, Иоанн пробовал в 1578 г. заключить союз с королем датским Фридрихом, который предъявил свои права на Эстонию. Иоанн добился только признания королем права Москвы на Ливонию и обязательства его не помогать Польше и пропускать в Москву немецких ремесленников, за что царь уступал Дании остров Эзель.
   Тогда Иоанн отправил посла своего к императору австрийскому с поручением восстановить Европу против Польши и добиться союза. Он писал Рудольфу о том, что Стефан Баторий «укрепился на короне польской и великом князе Литовском по присылке турецкого султана и, сложась с ним и другими мусульманскими государями, вместе кровь христианскую разливают и впредь разливать хочет». Царь просил императора остановить Польшу и писал, что «желает всем христианским государям прибытка и хочет, чтобы кроме Императора никто в Польше и Литве Государем не был». (Желание стать в непосредственное отношение с Европой, уничтожить разделяющую Москву с Европой Польшу.) Вместе с тем Иоанн просил императора снять запрещение на ввоз в Россию оружия. Посольство наше не имело успеха. Рудольф ответил, что давно хотел просить Иоанна «об убогих ливонцах, земля которых принадлежит империи, а что вывоз оружия из империи запрещен не им, а еще при Карле V». Таким образом, попытка Иоанна получить Ливонию и, конечно, все исконно русские земли, принадлежавшие Польше, за уступку не принадлежащей ему Польши императору не удалась.
   Определение государственного направления по способу и по противнику: самостоятельность, Балтийское море. Оставалось снова еще раз обратиться к Англии. В переговорах с послом английским Боусом царь определил московских противников: «моя просьба о том, чтобы королева стояла заодно со мною на Литовского, Шведского и Датского; Литовский и Шведский — мои главные недруги, а с датским можно и помириться, тот мне не самый недруг». Англичане не согласились на союз, а в свою очередь потребовали исключительного права торговли с Россией и пропуска их купцов в устья Печоры и Оби. «Говоришь ты о морских пристанищах, — ответил царь послу — чтобы к нам приезжали одни английские гости, но такую великую тягость как нам на землю свою возложить. Дань давать было бы лучше». Через несколько дней, однако, бояре по приказанию Иоанна спросили Боуса будет ли король заодно воевать с царем на литовского и шведского за Ливонию, если государь все морские пристанища уступит англичанам. Боус ответил, что не имеет полномочий для ответа. На этом закончились переговоры с Англией.
   Москва не нашла союзников.
   Религиозное различие Европы и России — причина всех политических отношений. При этом отчаянном для Русского государства положении решила, наконец, обнаружить себя та сила, которая держала в своих руках судьбы Европы, — иезуит Антоний Поссевин послан был папой к Ивану IV, имея тайное приказание добиться признания у схизматиков главенства римского первосвященника, предлагая посреднические услуги Святого Престола при переговорах с Баторием.
   Разговоры Иоанна с иезуитом показывают, что царь не по имени, а в действительности воплощал в себе силу русского народа.
   Испытав в царе крепость православной веры и удостоверившись в невозможности добиться унии с православием, Поссевин, в интересах возвращения Ливонии в католичество, отказался помочь сохранению прибрежной полосы за Иоанном.
   Тщетно Иоанн ловил иезуита на словах и в ответ на выражаемое им желание тесного сближения Москвы с папою, с императором и с Европою доказывал, что «если нам королю Ливонию всю уступить, то не будет нам ссылки ни с папою, ни с кесарем, ни с какими другими государями италийскими и с поморскими местами, разве только король Польский захочет пропустить наших послов».
   Идеал — выше материальной выгоды. В это время Иоанн, встретившись с необходимостью для удержания Ливонии — пожертвовать религией, решил наконец уступить на время всю Ливонию Польше, дабы обратить все силы против Швеции.
   Вот как было формулировано решение государя и созванного им Собора: «Теперь, по конечной неволе и смотря по нынешнему времени, что Литовский король со многими землями и Шведский король стоят заодно, с Литовским бы королем помириться на том: ливонские города, которые за государем, королю уступить, а Луки Великие и другие города, что король взял, пусть он уступит Государю, а помирившись с королем Стефаном, стать на Шведского, для чего тех городов, которые Шведский взял, а также и Ревель не писать в перемирные грамоты с королем Стефаном».
   В следующем году было заключено 10-летнее перемирие с Польшей на изложенных основаниях. В московской перемирной грамоте Иоанн был писан Царем, Государем Лифляндским и Смоленским; в польской— этих титулов не было. Кроме того, пришлось дать Баторию подписку, что в продолжение 10 лет мы не будем воевать у шведов Эстонию, так что наши предположения «стать на Шведского» для получения Ревеля лишались практического значения. Продолжавшаяся еще год борьба со шведами показала нашу усталость: военные действия окончились на том, что мы отстояли от них Орешек и по заключенному миру (1583) морской берег — Емь, Нарва, Ивангород и Копорье остались за шведами.
   Результат борьбы без соответствующего военного средства — флота. Москва была разбита, отторгнута от моря, лишена пути к приобретению богатства и знания и прежде всего военной техники для будущей борьбы, хан крымский разорил и сжег Москву, восстали казанские и астраханские народцы, через четыре месяца после заключения мира со Швецией скончался Иоанн ГУ, оставив царство сыну не от мира сего.
   Вопрос о выходе России к морю отлагался до ослабления Польши и Швеции, крепших день ото дня, и в то же время соседи, лишив нас морского берега, обрекали нас на невозможность получить средства для борьбы с ними, так как допуск просвещения в Москву зависел от этих самих соседей; обрекали Россию на вечную зависимость, на вечный мрак и одичание.
   Гениальный выход из безнадежности — Архангельск. Так, казалось, безвыходно ужасно окончилась первая неравная борьба России с Европой, но великий ее вдохновитель создал и выход из того поражения, в которое привела Россию неподготовительность ее к борьбе. Выход этот заключался в перемене русского торгового пути, являвшейся хотя и бескровным, но самым глубоким ударом Ганзе и производным от нее ливонским городам, в основании Архангельска. Потерпели неудачу, остались на бумаге смелые попытки Иоанна IV втянуть в борьбу за Ливонию Данию, императора и королеву английскую, но прямые выгоды европейской торговли через Белое море и Архангельск приобщали Москву к европейской цивилизации. Силою этой приманки все народы Западной Европы, народы католической культуры (Испания, Франция), являясь в Белое море наравне с протестантами (Голландия, Англия), подготовляли для России петровскую эпоху, в которой унаследованная от Византии самостоятельность нашей политики, наша самобытность заставили себя признать воочию. Архангельская торговля поддерживала в Москве и культуру военно-морской идеи, необходимую для явившегося через сто лет русского флота.
   В чем заслуга Грозного. Перед тем как перейти к обозрению столетия, ближайшего по времени к Петру Великому, я позволю себе задать вопрос: в чем заключается заслуга Ивана IV перед Россией?
   Принятие царского титула явилось следствием усилий предшествующей эпохи, внешним выражением сложившейся единой русской народности, государственного ее самосознания. Завоевание Казанского и Астраханского царств, совершенное Иоанном IV с чудесною скоростью, конечно, было только концом борьбы с ордою, подготовленным целым рядом поколений московских великих князей и балтийскою политикою Ивана III.
   То, что принадлежит самому Московскому царству середины XVI века и более всего самому Иоанну IV, это постановка новой цели сформировавшемуся государству; эту цель мы видели запечатленною во всех государственных актах, которые мне пришлось цитировать, — это сознание в необходимости научного просвещения, сознание невозможности без него выразить свою духовную, сознанную в себе самобытность, сознание недостатка формальных средств (приемов) для выражения духовной сущности, сознание недостатка культуры.
   Окончательное сформирование государства. Определение целей и задач. За культуру, науку и просвещение велась война в Ливонии, своею неудачею подтверждая на каждом шагу их необходимость и их недостаток. За эту войну Петр Великий благоговел перед Иоанном, a европейские историки через 150 лет приравнивали Петра к Иоанну; за это шведы и немцы в начале XVIII века, переплетая имена обоих великих русских государей, писали про них злобные пасквили изображали их вдвоем на карикатурах.
   Кроме указания цели деятельности новому государству, Иоанн указал ему и практические задачи деятельности, обнаружил и объекты борьбы: задачи — овладение берегами Финского залива, господство на Балтийском море и воссоединение со всеми отчинами — Киевской, Литовской и Галицкой Русью; объекты — Польша и Швеция.
   Наконец, как я уже напомнил, при кажущейся полной безнадежности борьбы, Иоанн IV нашел и путь, который давал возможность изменить соотношение сил при помощи непосредственных сношений (через Архангельск) с государствами, слишком далекими для того, чтобы вполне оценить политическую невыгоду обогащения и просвещения Московского государства.
   Конечно, приход торгового корабля к устью Северной Двины, хотя и не был случайным, но и не зависел от воли Иоанна. Этот приход объясняется возникновением после открытия Америки английской торговли, трудностью из-за Ганзы проникновения ее в Балтийское море и исканием пути к восточному рынку — в Индию. Но от Иоанна зависело основание «Большой Московской Компании», и нет ничего удивительного в предположении, что его отец Василий III поступил бы с Ченслером так, как поступил с адмиралом Норбю.
   В чем величие государственной политики Грозного. Способ политики. В политике Иоанна IV достойна особого уважения ее самостоятельность, неизменная в самых тяжких условиях.
   Так, дав в 1555 г. англичанам, в лице «Московской Компании», исключительное право беспошлинного торга в Архангельске, Иоанн IV за время владения Нарвою (1558—1579) открыл туда доступ, кроме англичан, — шотландцам, немцам, французам, датчанам и голландцам – всем на равных правах. Потеряв Нарвскую торговлю , Иоанн тотчас же дал право купцам всех других наций приезжать для торговли в Архангельск. «Что это за любовь к Государю нашему от Королевы Елизаветы, — отвечали бояре на настояния английского посла о праве исключительного торга, — что всех государей хочет отогнать от нашей земли и ни одного гостя не хочет пропустить к государю нашему в его землю, от этого будет прибыль только одной королеве, а государю нашему убыток будет».
   Архангельск остался свободным для торгового соперничества всех европейцев. В то же время замечательно его отношение к общенародному мнению Руси, к которому он неизменно обращался для проверки своей политической программы по существу, проверяя, «что надо держать, что надо делать», при сохранении за собою самодержавия в области приемов для осуществления политической программы, в том, «как надо делать, как надо держать».
   В этой государственной связи самодержавия с народом, в полной самостоятельности внешней политики (империальности) и в указанной высокой просветительной цели, не нарушавшей религиозного самосознания народа, а лишь дававшей приемы для выражения народной сущности, заключается вечное величие политики Ивана Грозного. Эта цель создала в Московском государстве любовь к просвещению, жажду знания; к первому условию, необходимому для создания флота, государственному самосознанию, явившемуся венцом усилий прародителей московских, Иоанн IV прибавил второе, столь же необходимое условие, — умственную культуру. Он же был и первым человеком в России, который высказал желание создать флот.

1. 2. 3. 4. 5.1. 5.2.
Hosted by uCoz